— Да, да, все хорошо.
— Ты уверен?
— Уверен.
— Голова не болит?
— Совсем не болит.
Руки Галь продолжали энергично работать. Потом она с глухим стоном выронила мыло и прошептала:
— Барни, прошу тебя…
— Здесь?
— Безразлично где.
— Я весь в мыле.
— Я тоже.
Прижав ее тело к своему, Менделл вынес Галь из-под душа, сделал шаг по направлению к комнате и наступил на мыло, которое обронила Галь. Нога Барни поскользнулась, и он упал, не выпуская Галь. Их тела оказались на белом ковре в узком пространстве между умывальником и ванной.
Барни начал приподниматься, но рука Галь остановила его.
— Дорогой, прошу тебя, останемся здесь.
И они остались…
Холод не отступал. Время от времени замерзшие прохожие останавливались, чтобы с любопытством посмотреть на маленькую группу, стоящую у отеля. Менделл чувствовал себя смешным без пальто и шляпы, с повязкой из разорванного белья на голове, держа в одной руке клетку с попугаем, а другой открывая Галь дверцу машины. В это время шофер Андре наблюдал за погрузкой багажа.
— Осторожнее! — кричал попугай. — Не сообщайте ваших имен, парни! Осторожно, тут флики!
Разодетая до кончиков ногтей, в норковой шубке и бархатной шляпке на голове, Галь, поставив ногу на подножку машины, повернулась и спросила у Андре:
— Какие указания сделал мой отец?
— Я должен приехать за ним, миссис. — Шофер поднес руку к фуражке. — Как только я отвезу вас и мистера Менделла в Лайк-Форест…
— Очень хорошо, — сказала Галь.
Она села в машину, и Менделл протянул ей клетку с попугаем.
— Как это случилось, что ты купила себе нового попугая?
— Я очень люблю попугаев.
— Я это заметил.
Менделл собирался садиться в машину, когда обнаружил, что Грацианс наблюдает за ним по другую сторону застекленной двери. Он сделал ему насмешливый жест.
— А на тебя мне просто наплевать.
— Что это ты такое говоришь? — спросила Галь.
— Это не тебе, — ответил Менделл.
Он влез в машину и захлопнул дверь. У него было такое ощущение, что его пропустили через мясорубку. Галь была невообразимо прекрасна. Каждый раз, когда они любили друг друга, Барни бывал полностью изнурен, нравственно и физически, и, вместе с тем, у него создавалось болезненное ощущение, что он оставил ее неудовлетворенной, желающей еще чего-то.
— Ты не должен быть таким неласковым со мной, — слабым голосом вымолвила Галь.
Менделл погладил ее колени, закрытые мехом.
— Я не хочу быть с тобой неласковым, просто я нервничаю, беспокоюсь…
— Из-за чего?
Боже мой! Действительно странный вопрос! Менделл провел рукой по губам.
— Да из-за всего.
В машине было жарко и хорошо пахло большими деньгами. Это царил запах Галь, закутанной в шубку, а также роскошный аромат дорогих сигар мистера Эбблинга. Андре повел машину к северу, по направлению к Уотер-Драйв. Менделл попытался отдохнуть, но это ему не удалось. Он думал, что все будет по-новому, когда он снова останется с Галь, но ничего не изменилось. У него по-прежнему перехватывало горло, те же мысли приходили в голову, как зловещие тени. Это вертелось и вертелось у него в голове без конца.
Девушка, которую звали Вирджиния Марвин, умерла. Умер тип из федерального бюро по фамилии Куртис. Кто-то пытался убить и его, Барни Менделла, выстрелив дважды, и две пули пронзили шляпу Барни. И в то время, когда он любил Галь, колесо закона продолжало крутиться. Оно крутилось и в настоящий момент. Полицейские, стучащие в двери, задающие вопросы, анализирующие содержимое пробирок, посылающие междугородние запросы, опрашивающие врачей больниц, лифтеров, горничных на этажах, пытались пришить ему убийство Вирджинии Марвин, а может быть, и Куртиса. Они были уверены, что это удастся сделать с парнем из района скотобоен, которому успехи на ринге и женитьба на богатой невесте немного вскружили голову… Дерьмо они все, по мнению Розмари, ма, Галь и мистера Эбблинга. Менделл хрустнул суставами, и Галь прижалась к нему.
— Ты огорчен, Барни?
— Да, — кивнул Менделл.
— Из-за этой девушки?
— Да…
Галь еще крепче прижалась к нему.
— Послушай, — проговорила она тоном матери, успокаивающей своего ребенка, — теперь все будет хорошо.
Менделл взял ее пальцы в свои.
— Откуда ты это знаешь?
— Я в этом уверена. А как твоя голова, Барни?
— Ничего.
— Не болит?
— Нет.
— Заедем к врачу?
— Не стоит.
— Ты устал. — Галь распахнула шубу. — Обними меня, Барни, и положи голову мне на плечо.
Менделл с легким ворчанием прислонился к ней. Галь подняла руку.
— Я сказала — на мое плечо. Ты хочешь шокировать Андре?
Менделл положил голову на плечо Галь и посмотрел через разделяющее их стекло на широкую спину шофера, на его мощную шею.
— Андре, вероятно, трудно шокировать.
Галь закусила нижнюю губу и посмотрела через стекло.
— Но он мог бы быть шокирован.
Менделл обнял тонкую талию Галь под манто. Ее нежная и прикрытая шелком грудь великолепно пахла, и было так приятно находиться в ее объятьях. Ее руки гладили ему лицо. Менделл долго не спал. Он не спал после своей последней ночи в клинике, и даже в эту ночь он не заснул как следует. Все дожидался утра. Потом он напился и попал в тюрьму. Переживания губили его. Его обвинили в убийстве, в него стреляли, его оглушили, он спал с Галь. Оставался еще один вопрос, который необходимо задать Галь, — что случилось с деньгами, которые он ей оставил для своей матери.