— Барни, ты ничего не помнишь? Не так ли? — пробормотала она слабым голосом.
— Нет.
Галь еще немного приблизилась к нему и схватила за руку. Ее голос по-прежнему обладал тем же магнетизмом, как и тогда в машине.
— Ты помнишь, как спорил с отцом?
— Нет.
— Но ты видел его наверху?
— Да.
— Отец умер, Барни.
— Да, я знаю.
Пальцы Галь все сильнее вцеплялись в его руку, она настолько приблизилась к нему, что он ощущал запах ее тела.
— Ты болен, Барни, очень болен, и ты все еще болен. Это связано с головой. Вот почему мы с Андре сидим здесь и ждем врача.
— Да?
— Ты помнишь, что лежал на кровати рядом со мной?
— Да.
— И сразу после этого ты и мой отец страшно повздорили…
— По какому поводу?
— Из-за меня. — Легкое тело Галь задрожало. Она еще больше расстегнула воротник своей пижамы, как будто в комнате было слишком жарко. Ее груди поднялись и затрепетали от этого движения, а Менделл посмотрел на разделявшую их впадину. — Ты пытался убить меня, Барни.
— Почему?
— Ты сказал, что больше не хочешь быть разлученным со мной. Я вынуждена была позвать отца на помощь. И когда отец пришел, чтобы помочь мне… — Она зарыдала, не в силах продолжать дальше.
— Я его убил?
— Да, это так. — Галь сквозь слезы посмотрела на него.
— Я в него стрелял?
— Да.
— А где я взял револьвер?
Галь говорила с ним, как с непонятливым ребенком, тщательно выговаривая слова.
— В ящике комода. Там, где он лежал с тех пор, как ты уехал в клинику.
— Это тот револьвер, который я привез из армии?
— Да. Я пыталась отобрать его у тебя, но не смогла, моих сил не хватило. А как ты вышел из комнаты?
— Я выломал замок.
— Барни, а где револьвер?
— У меня в кармане.
— Отдай его мне, — протянула руку Галь.
Менделл вытащил револьвер и отдал ей.
— А после этого я оделся, да?
— Да, ты оделся, — повторила она, взяв револьвер за ствол, и опустила руку.
— И все это я сам сделал? Сам надел смокинг?
— Да.
Менделл распахнул пальто.
— Если я до такой степени сумасшедший, что сворачивал головы попугаям, видел, как сигареты превращались в сигары, как горячая вода вытекала из холодного крана, скатывался по лестнице вместе с тобой, то все-таки не мог я застегнуть свой смокинг справа налево, как женщина. Посмотри.
Галь все время смотрела ему в глаза. Менделл опустил полы пальто.
— Дорогая, тут ты допустила ошибку. Тебе надо было поручить сделать это твоему другу, он бы застегнул по-мужски. Между двумя шлепками по твоим ягодицам…
Дыхание Андре участилось.
— Я так и знал. Он издевается над нами, Галь. Будьте осторожны с этим грязным поляком. Он все понял.
— Но, дорогой… — продолжала улыбаться сквозь слезы Галь.
Менделл дал ей пощечину, и ее голова стала раскачиваться от одного плеча к другому. Сперва он ударил ее ладонью, потом тыльной стороной ладони. Его пальцы оставляли красные следы.
— Хорошо. А теперь давай объяснимся, согласна?
— Ты меня понял? — Галь грустно посмотрела на него.
— Да. — Менделл нашел сигарету на краю столика и закурил. — Для тебя лучше, чтобы ты заговорила, если не хочешь, чтобы продолжил я.
— Я вас предупреждал, — сказал Андре, — вы будете вынуждены сделать это.
— Да, — ответила Галь, — я знаю.
— Хорошо. Тогда чего же вы ждете?
Галь провела языком по губам. Ее глаза сверкали, хотя и оставались полузакрытыми. Это были глаза влюбленной девственницы, которая в первый раз познала любовь и которая взвешивала все за и против.
— И что же ты собираешься делать? — спросил Менделл.
— Я убью тебя, — прошипела Галь.
— Я так и думал.
Галь вздохнула, потом подняла револьвер, наставила его в грудь Менделлу и спустила курок. Послышался металлический щелчок, потом еще раз. Улыбка Галь погасла, и из груди вырвался хрип. Глаза ее потеряли свой блеск и, казалось, провалились. Но на этот раз губы обнажили зубы не от чувственности. Она была на грани отчаяния, будто ее предали. Она снова нажала на спуск, потом уронила руку с револьвером. Невидимые часы по-прежнему где-то тикали, и ветер стучал в окна ветками деревьев. Менделл смотрел на Галь сквозь дым сигареты.
— А теперь, не правда ли, ты очень довольна, узнав, что не такой уж я сумасшедший, чтобы оставить револьвер заряженным? Что бы произошло, если бы у тебя был ребенок? Кто был бы его отцом?
Губы Галь задрожали, и она бросила револьвер ему в лицо. Менделл легко поймал его.
— Через секунду я буду в твоем распоряжении, а сейчас хочу потолковать с твоим дружком.
Так как Менделл бросил револьвер в кресло, Андре схватил его и, быстро отступив на шаг, попытался воспользоваться им как дубинкой. Менделл получил удар по руке выше локтя и влепил свой кулак в лицо Андре, отбросив того в кресло. Андре быстро восстановил равновесие и осторожно отступил, видя, как Менделл надвигается на него. Медленно, как кот за мышью, Барни следовал за ним, чувствуя себя в полной форме. Он больше не был сумасшедшим, он знал, что никого не убивал.
— Нужно действовать получше, — наставлял он Андре. — Вспомни, дружок, это моя работа и у меня довольно хорошая репутация.
— Мерзавец! — принялась ругаться Галь. — Мерзкий грязный поляк!
Барни приближался к Андре с вытянутой правой рукой, пытаясь задеть его, чтобы потом левой врезать по челюсти, разбить на кусочки, сделать ему так же больно, как недавно было больно ему самому. Теперь, восстановив равновесие, Андре решил драться. Он был высок и силен…