— Почему? — спросил Джон.
Менделл спрятал платок в карман.
— Джон, с какого времени ты меня знаешь?
— С того же времени, что и всех остальных, — с раннего детства.
— Да, очень давно, — утвердительно кивнул Менделл и криво улыбнулся. — Я большой дурак, страх бросился мне в голову, и я забыл про друзей. Небольшое количество денег свернуло мне мозги. Но даже если все это и так, ты хоть один раз видел меня удирающим или скрывающимся от опасности?
— Нет, — после недолгого раздумья ответил Джон.
— Вот поэтому я и не смог нажать на спуск.
— Барни, не рассказывай нам сказки. — Пат оперся на стол. — А как можно назвать то, что ты оставил свою мать нищенствовать?
— Я на самом деле не знал этого, — повернулся к нему Менделл. — Накануне того дня, когда меня должны были поместить в клинику, я принес восемьдесят семь тысяч долларов Галь, чтобы она еженедельно посылала маме по семьдесят пять долларов.
— Я это знала! — воскликнул Розмари. — Я это знала! — Она заплакала и встала на колени на пол возле Менделла. — О, Барни! Почему они сделали все это?!
Пат поднял руку, чтобы отстранить ее, но потом передумал.
— Послушайте меня минутку, не будем нервничать. Все, что у нас есть, — это слова Менделла.
— Согласен, — откликнулся Менделл. — Но я задам тебе тот же вопрос, что и Джону, — сколько времени ты меня знаешь? А, Пат?
Пат провел рукой по своему заросшему подбородку.
— Пожалуй, больше, чем Джон, потому что я старше его. Но…
— Я тебе когда-нибудь врал? — перебил его Менделл.
— Нет…
Менделл, возбужденный и вспотевший, наклонился вперед.
— А ты когда-нибудь слышал, чтобы я кому-нибудь врал?
Пат с такой силой стукнул кулаком по столу, что тарелки подпрыгнули.
— Нет, нет, черт возьми!
— Тогда почему же нервничаешь? — вздрогнула Розмари. — Пат, следи за своими словами!
Но ее брат не обратил на нее никакого внимания.
— Даже в младших классах, когда нас порол веревками старый Галоран, ты всегда говорил: «Это сделал я» и получал соответствующее наказание. Почему же ты не рассказал мне историю про эти деньги вчера утром?
— Я все еще верил Галь и считал, что она, возможно, просто забыла.
— Забыла про восемьдесят семь тысяч долларов?
— Для дамочки такого сорта — это немного. Но каждый раз, когда я заводил разговор об этих деньгах… — Менделл посмотрел на Розмари, потом отвел взгляд, — Галь меняла тему беседы. Теперь я понимаю почему.
— Почему же? — спросил Джон.
— Все эти трюки с так называемой моей ненормальностью подстроены. Я слышал колокола, и они на самом деле звонили, я действительно застал парня… Потом эта история с горячей и холодной водой — достаточно приказать водопроводчику врезать еще один дополнительный кран. Таким образом, Галь легко могла устроить, чтобы для меня текла горячая вода, а для нее — холодная из одного и того же крана. И я могу поспорить, что не убил в своей жизни ни одного попугая…
— Барни, но почему она это делала? — спросила Розмари.
— Тут у меня слабое место в версии, — ответил Менделл и провел рукой по волосам.
Пат прошел в комнату и вернулся с пачкой сигарет.
— Закуришь? — спросил он Менделла.
— Да, спасибо.
— Барни, а чего добивался от тебя этот Куртис? — Пат прикурил обе сигареты и выпустил дым в потолок. — Насколько я запомнил твое заявление в кабинете Карлтона, речь шла об очень крупной сумме денег и еще о чем-то более существенном.
— Да, — кивнул Менделл. — Так говорил мистер Куртис.
— У твоего дяди были деньги?
— Мама утверждает, что нет.
Джон Дойл долго раскачивался на стуле.
— Ты утверждаешь, что, когда пришел в себя на полу спальни в Лайк-Форест, у тебя в руке был револьвер. Какой марки?
— «Люгер» калибра семь, шестьдесят пять.
— Ого! — воскликнул Пат. — Подождите-ка минутку. Данные баллистической экспертизы, находящиеся у прокурора, говорят о том, что именно таким оружием убили Куртиса. А кому принадлежит этот револьвер?
— Мне. Это тот самый, который я привез из Германии.
— А когда ты его видел в последний раз?
— Два года назад.
— Ты оставил его в Лайк-Форест?
— Да.
— Где?
— В верхнем ящике комода.
— Где любой мог его взять?
— Да, думаю, что это так.
— А что представлял из себя Эбблинг? — Пат потушил сигарету.
— Для богачей — хороший.
— И кобель хороший наверняка.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Он любил женщин? У него могла быть связь с такой шлюхой, как Вирджиния Марвин?
— Он даже не говорил таким языком, — стал защищать Эбблинга Менделл.
— В кровати нет необходимости вести беседы, — покачал головой Пат. — Ты ведь не знаешь множества историй, которые случаются со стариками, набитыми под завязку деньгами, и которые теряют рассудок из-за таких девочек, как маленькая Марвин. А что, мистер Эбблинг не мог покончить жизнь самоубийством?
— Нет, — покачал отрицательно головой Менделл.
— Почему нет?
— Потому что одна из ран оказалась старой, ей было, по крайней мере, часов двенадцать. А другую пулю ему всадили уже после смерти.
— Ты в этом уверен?
— Да.
Дойл закурил другую сигарету.
— Это немного проясняет обстановку, которая сложилась вчера утром после твоего освобождения из клиники. Как ты думаешь, не мог ли Эбблинг быть тем парнем, который убил Куртиса и пытался убить тебя?
— Это нелепо.
— Почему? В твоих показаниях говорится, что, по твоему мнению, Куртис узнал этого парня.