— Понимаю, — Эбблинг кивнул головой. — Это естественная реакция человека, который только что вышел на свободу после двух лет пребывания в психбольнице. И в вашей комнате находился мужчина? Мужчина, который вас обокрал?
— Да, сэр.
— Тогда что же произошло с этим бумажником и шестьюстами долларами, которые лейтенант Рой нашел под матрацем в вашей комнате?
— Не знаю, сэр.
— Это не вы положили их туда?
— Нет, сэр. — Менделл протянул руку и показал Эбблингу след от браслета часов, который остался на его левой руке. — Это, по крайней мере, я знаю. Мне пришлось заложить свои часы, чтобы купить пачку сигарет.
— Ясно, — ответил Эбблинг. — А теперь об этой истории, Барни, об этом человеке, который с вами беседовал, который открыл дверь, погасил свет, стрелял в вас и убил Куртиса. На кого он похож?
— Не знаю, сэр.
— Вы этого не знаете?
— Нет, сэр. Как я сказал мистеру Гилмору, это произошло так быстро… Он уже убежал через запасной вход и исчез раньше, чем я вышел из вестибюля.
— Значит, вы его не видели? Вы не сможете опознать его?
— Нет, сэр.
— А к какой федеральной службе принадлежал мистер Куртис? К Федеральному бюро расследований?
— Нет, сэр. По его словам, к департаменту казначейства.
— Почему он так торопился с вашим освобождением?
— Он хотел поговорить со мной относительно моего дяди Владимира.
— И что же?
Менделл рассматривал волоски на своей руке. Родословная Галь с обеих сторон восходила к временам Вашингтона, а может, и к более ранним. Барни было стыдно, что мистер Эбблинг узнал его настоящую фамилию. Вместе с тем, в Соединенных Штатах был поставлен памятник польскому патриоту Тадеушу Костюшко. Менделл знал это и видел его в Кемболт-парке.
— Итак? — еще раз задал вопрос Эбблинг.
Менделл решил сообщить всю правду.
— Я не уловил смысла в его рассказе, но мистер Куртис знал все, что касается моего дяди Владимира. И он показался мне довольным, когда я объявил ему, что мой отец поменял фамилию на Менделл. Он пояснил мне, что пытался найти меня раньше, но произошла путаница, и мистер Куртис не понял, кто я такой. Потом он подкинул мне мысль, что речь идет о крупной сумме денег и даже о том, что важнее денег.
— И он рассказал вам, что это такое?
— Нет, сэр.
— А что, ваш дядя богат?
— Нет, сэр. Он умер.
Эбблинг сделал нетерпеливый жест.
— Он был богат?
— Сомневаюсь, — Менделл покачал головой. — Сильно сомневаюсь, сэр. Я рассказал об этом моей матери, и она мне сообщила, что отец высылал ему четыре доллара в неделю, чтобы он и его жена могли получше питаться.
Судья Эбблинг провел по глазам своей ухоженной рукой.
— Похоже, что у закона есть основания… — Он вздохнул. — Еще два вопроса, Барни, и я доставлю вас к Галь. Этот мистер Куртис сказал вам что-нибудь такое, что объясняло бы причину покушения на вас?
— Нет, сэр.
— Не сказал ли он вам чего-либо, что бы мы могли сообщить полиции и что помогло бы задержать убийцу мистера Куртиса?
— Нет, сэр.
— Теперь можете отвезти мистера Менделла в отель, Андре, — приказал Эбблинг шоферу.
— Хорошо, сэр, — кивнул головой тот.
Эбблинг посмотрел на кончик своей сигареты, будто у нее был горький привкус.
— А что касается вашего рассудка, Барни…
— Что, сэр?
— Все в порядке?
Менделл колебался, так как хотел быть совершенно откровенным с Эбблингом.
— Я полагаю… что да. В течение последних двадцати четырех часов случались моменты, когда я в этом сомневался. Но…
— Барни остановился и немного передохнул. — Нет, все в порядке.
— Хорошо, — тихо произнес Эбблинг, — хорошо. — Он похлопал Менделла по колену. — Но больше никаких боев на ринге, Барни!
— Нет, сэр, — пообещал Менделл, — больше никаких боев.
— Даже если хороший менеджер устроит вам встречу с Доусом или Черли, чтобы завлечь вас на бой с Уоллкоттом?
— Нет, сэр.
— Я хочу, — быстро продолжил Эбблинг, — чтобы вы с Галь были счастливы. Я хочу, чтобы мой зять… — прокурор колебался. — Ну, как это сказать…
— Был в полном рассудке?
— Это как раз то выражение, которое я подбирал, — рассмеялся Эбблинг.
Тут Менделл обнаружил, что машина остановилась — они приехали в отель. Швейцар открыл дверь.
— О деньгах не беспокойтесь, Барни, — продолжал Эбблинг.
— Хорошо, сэр.
— Я знаю, что нужно вам обоим, и все устрою, пока вы не найдете себе другого занятия.
— Да, сэр.
— И вы найдете еще свое место. Вы молоды, красивы, и Галь вас любит.
— Да, сэр.
Когда Менделл вышел на тротуар, Эбблинг добавил:
— Передайте Галь, что, возможно, мы устроим семейный совет. Вероятно, днем, и, скорее всего, в Лайк-Форест.
— Да, сэр, — в последний раз ответил Менделл, прежде чем закрылась дверь.
Он посмотрел, как большая машина тронулась от тротуара и влилась в общее уличное движение на Рандольф-стрит. Эбблинг угадал — Менделл нуждался в поддержке и пытался успокоиться, но безуспешно. Все, что он умел делать, так это боксировать, он чувствовал в себе способность только к этому. Барни работал кулаками в маленьких клубах Чикаго только для того, чтобы заработать денег на пару перчаток для жены… Он был доволен, что Эбблинг не стал провожать его в апартаменты Галь.
Менделл машинально сплюнул на тротуар. Таким образом, ему совершенно определенно дали понять, что он нечто иное, как поляк и дурак. Он вновь услышал себя, говорящего «да, сэр» так много раз, что эта фраза, казалось, застряла у него в горле и душила его.